Am C D E7
Взъерошивая хаер, поредевший навсегда от седых
волос,
Ведя мемуары за кефиром о подпольной войне.
С кайфом мазохиста в руках разбираю последний
мост,
Пытаюсь рассказать как-нибудь о вчерашнем дне.
Царапая бессмысленно пацифик ключом на
кирпичной стене,
С известной долей гордости вспомнить кулаки
люберов.
Глядя на потрепанный бас в поношенном старом
чехле,
Хочется напиться в говно и выдать пару старых
хитов.
Такие дела, брат, любовь...
Такие дела, брат, любовь...
Мы уходили в подвалы, мы играли глубоко под
землей.
Нам снилась траверза, мы пили электрический чай.
Мы посылали наверх парламентера: за вином, за
хлебом и травой.
Он возвращался назад, он говорил: "У них опять
Первомай".
И наш бледный и здоровый вид кому-то мешал
заснуть.
Нам взламывали дверь, и с погонами -- в наш
андеграунд.
И у кого-то оказался уж слишком коротким его
творческий путь.
Но мы верили в то, что за нами последний раунд.
Такие дела, брат, любовь.
Такие дела...
А времена менялись -- и сменились в конец.
Мы вышли наверх, мы разбрелись кто-куда
И стал делать деньги вчерашний бунтарь и
вчерашний певец.
В его уютной квартире есть газ, телефон и вода.
Он не жалеет ни о чем, он держит дома шесть
альбомов "ГО"
(И пять альбомов БГ),
И вроде бы он не предатель, он по своему прав.
Ведя мемуары за чашечкой кофе моим детям о
вчерашнем дне.
Каждый ловит свой собственный кайф.
Такие дела, брат, любовь.
Такие дела, брат, любовь.
